— Бросишься?

Он рассказал ей о встрече с эмоциональным Юджином Такером, бывшем торговце наркотиками, а теперь — дизайнере женской одежды.

— Такер прав, — сказала она. — Но тебе не надо никуда бросаться. Достаточно слегка подпрыгнуть. Ты ведь не оставляешь ни работу, ничего. Все остается с тобой.

Тони пожал плечами.

— Стивенс, конечно, поставит меня на место, но я, точно, ничего не потеряю, разве что он посмеется надо мной.

— Перестань, Тони. Отбери несколько лучших, на твой взгляд, картин, и я встречусь со Стивенсом либо сегодня вечером, либо завтра.

— Выбери сама. И покажи Стивенсу, когда увидишься с ним.

— Но я думаю, он захочет встретиться с тобой.

— Если картины ему понравятся, тогда и встретимся. В таком случае я сам буду рад встрече.

— Тони...

— Я не хочу присутствовать, когда он скажет, что картины, конечно, хороши, но это дилетантизм.

— Ты невыносим.

— Осторожен.

— Пессимист.

— Реалист.

На рассматривание всех холстов ей не хватило бы времени. Она удивилась, узнав, что еще полсотни картин лежали в шкафу, вместе с рисунками и карандашными набросками. Хилари выбрала шесть картин из висевших на стенах. Они завернули их в старую простыню. Тони обулся, помог снести полотна вниз и положить в багажник. Хилари закрыла багажник на замок. Они стояли, глядя друг другу в глаза, не хотелось прощаться. Свет от фонаря падал на асфальт: Тони и Хилари стояли на грани света и тьмы. В ночном небе сияли звезды. Тони нежно поцеловал Хилари. Ночь была холодна и тиха.

— Скоро рассветет, — сказал он.

Они еще раз поцеловались, потом Тони открыл для нее дверцу.

— Ты сегодня идешь на работу?

— Нет... после Фрэнка. Я должен только написать отчет, но это займет не более часа. Я взял несколько дней. Теперь у меня много свободного времени.

— Я тебе позвоню днем.

— Я буду ждать, — ответил Тони.

Она ехала по пустынным тенистым улицам. Хилари почувствовала голод и вдруг вспомнила, что дома у нее ничего нет, чтобы приготовить завтрак. Она повернула налево и поехала к ночному магазину, купить молока и яиц.

* * *

Тони подумал, что Хилари доберется до дома минут за десять, и, чтобы убедиться в этом, он снял трубку. Хилари не отвечала. Раздались мерные гудки, потом что-то щелкнуло, зашуршало и связь отключилась. Он нажал на рычаг и еще раз позвонил, тщательно набирая каждую цифру, но и на этот раз повторилось примерно то же. Тони не мог ошибиться в номере. Хилари дважды продиктовала его, сначала по телефону, потом при встрече.

Он позвонил на телефонную станцию. Телефонистка попробовала дозвониться для него, но тоже не смогла этого сделать.

— Может, трубка снята с рычага? — предположил Тони.

— Кажется, нет.

— Что вы можете сделать?

— Я сообщу, что номер неисправен. Его проверят.

— Когда?

— Этот номер принадлежит пожилому человеку или инвалиду?

— Нет.

— Тогда это сделают в обычном порядке. Один из наших работников зайдет по адресу часов после восьми.

— Спасибо.

Он положил трубку на рычаг. Тони сидел на краю постели и смотрел на скомканные простыни, где лежала Хилари, потом вновь перечитал запись в телефонной книжке, где был записан номер Хилари.

— Неисправен?

Конечно, при переключении телефонов могла произойти ошибка. Могла. Но вряд ли: это почти исключено. Вдруг он вспомнил об анонимных звонках, продолжавшихся целую неделю. Обычно такие люди имеют сложности в общении с женщинами; почти все, что звонят таким образом, трусливые подлецы, им и в голову не придет мысль о насилии. Обычно. Почти без исключения. Как правило. А вдруг этот мерзавец — исключение из общего правила — один из тысячи, который действительно опасен.

За окном еще царила ночь. Вдруг запищала какая-то птица. Это был пронзительный писк, сжимающий сердце: птица порхала с ветки на ветку, точно кто-то, безжалостный и голодный, преследовал ее. Лоб Тони покрылся испариной. Он вскочил с постели. Что-то случилось с Хилари. Что-то случилось. Очень страшное.

* * *

Хилари задержалась в магазине, покупая продукты, и поэтому приехала домой через полчаса после прощания с Тони. Она проголодалась и почувствовала приятную усталость. Хилари уже мечтала о сырном омлете, украшенном мелконарезанной петрушкой, и о нескольких часах сна. Хилари поставила «мерседес» у дверей дома, не стала загонять его в гараж.

Автоматическая поливальная установка с шипением распыляла воду по глянцевитой траве газона. Вверху, среди пальмовых крон, шелестел ветер.

Она вошла через главный вход. Гостиная была погружена во мрак. Еще вчера, предвидя позднее возвращение, Хилари оставила в фойе гореть лампу. Прижимая к боку сумку с продуктами, она заперла дверь на ключ.

Хилари повернула выключатель и, сделав два шага, вдруг замерла, пораженная представившейся картиной. Все было перевернуто вверх дном. Настольные лампы с изорванными абажурами валялись на полу. Сваленный стеклянный шкафчик разбился вдребезги, побилась дорогая коллекция фарфоровой посуды. Мелкие осколки блестели на ковре, столе, каминной доске. Была изрезана обивка на софе и креслах: выдранная вата клочьями разлетелась по комнате. От деревянных стульев остались обломки, годные, разве что, топить камин. Кто-то, видимо, колотил ими о стену: покрытие было изуродовано ударами. У антикварного столика сломали ножки; из шкафа были вытянуты ящики и тут же брошены. Картины, изрезанные в лоскутья, криво висели на стенах. Зола из камина усеивала дорогой ковер. Ни одна вещь не избежала горькой участи; даже каминный экран был отброшен в сторону и разломан на части.

Хилари опешила, но потом смущение сменилось ненавистью к хулигану.

— Сукин сын, — процедила она.

Она столько потратила времени, тщательно подбирая мебель для дома. Приличная сумма ушла на приобретение этих вещей, но не материальный ущерб разозлил ее — обстановка была застрахована. Хилари привыкла к этим вещам, полюбила их, ибо это были ее первые самостоятельные приобретения. Ей невыносимо было видеть, что эти вещи безвозвратно погибли. Глаза Хилари наполнились слезами.

Ошеломленная и расстроенная, она сделала несколько шагов, когда осознала, что ей может грозить опасность. Хилари замерла, прислушиваясь. Все было тихо. По телу пробежал холод, и Хилари показалось, что она чувствует чье-то дыхание за спиной. Она резко развернулась. Никого. Гардероб в фойе, который она, уходя замкнула на ключ, по-прежнему был закрыт. Несколько секунд Хилари расширившимися от ужаса глазами смотрела на дверцу, боясь, что она вот-вот распахнется. Но если бы там кто-то прятался, поджидая ее, он уже давно бы вышел из шкафа. «Глупости, — подумала Хилари. — Это не может повториться. Никак. Не надо об этом вспоминать». Вдруг она услышала шорох за спиной. Вскрикнув от страха, Хилари резко развернулась, выставив руки, инстинктивно защищаясь от нападавшего. Но никого не было. Она одна в гостиной. Тем не менее Хилари точно слышала странный звук, непохожий на обычные шорохи в садящихся стенах. Она знала, что не одна в доме. Она чувствовала чужое присутствие. Звук повторился. В гостиной.